Догадка о происхождении большинства индоевропейских названий конопли

Догадка о происхождении большинства индоевропейских названий конопли 

Журнал Министерства Народного Просвещения*, май 1886 г.

 

"Как известно, конопля с давних пор имела большое культурное значение; но о её вероятной прародине и её распространении сказано лишь весьма немногое в известном сочинении Виктора Гена об истории культурных растений и домашних животных. Поэтому исследовать вопрос о вероятной исходной области конопли и о большинстве её названий представляется небезынтересным.

За исключением Китая и Индии, конопля в древности была совершенно неизвестна. По сообщённым мне Л. Шредером сведениям, конопля, под названием ςαηα, упоминается уже в древних санскритских писаниях; так Атарваведе (около 1000 лет до Р. Хр.) о ней говорится, как о волшебном и целебном растении. Затем, в Шатапатабрахмана (в VIII столетии до Р. Хр.) упоминается о конопле, употребляемой для изготовления плетений, тканей и верёвок.

 

Доктору Бретшнейдеру я обязан сообщением некоторых данных о возделывании конопли в древнем Китае. О ней упоминается уже в самых древних сочинениях, например, в Шу – Кинг (Shu – King), относящемся приблизительно к 500 году до Р. Хр. В Китае с древних времён возделывается несколько волокнистых растений, и не может быть сомнения в том, что между ними разумеется и конопля, так как ещё в древнейших сочинениях говорится о мужском (si) и женском растении (tsu).

Древним египтянам конопля была неизвестна: в оболочках мумий её волокна никогда не встречались. Финикиняне также не знали конопли; точно также о ней нигде не упоминается в Ветхом Завете. В известном под именем Мишна еврейском собрании законов, составленном во время римского господства, хотя и говорится о волокне конопли, но по-видимому, познакомились лишь недавно.

 

В свайных постройках Швейцарии и Италии конопля не была необходима. И в древней Греции ничего о ней не знали. Геродот (в V столетии до Р. Хр.), в своём описании Скифии, сообщил первое известие об этом растении с его чужеземным названием χάνναβις, которое затем повторяется, с незначительными вариациями, большею частью в виде позаимствованного слова, не только во всех индоевропейских, но также в арамейских, тюркских и финских языках.

Считаю не лишним сообщить здесь перечень названий конопли в сказанных языках:
В индоевропейских языках:
Греч. χάναβις, χάνναβις, χάνναβος.

В арамейских наречиях: лат. cannabis, cannabus; итал. canapa, canape; исп. canamo; португ. canhamo, canamo, canemo; франц. chanvre; рум. kynipy, kynypa.

В кельтских наречиях: ирл. canáib, cnáib; гал. cainab; эрз. cainb; армор. kanab; бретон. kanas, canab.
Албанск. kanĕp.

В германских наречиях: древнегерм. hanaf, hanof, среднегерм. hanf, hanef, нем. Hanf, голл. kennep, hennep, hennip; англосакс. hanep, henep, анг. hemp; древнесканд. hanpr, hampr, датск. и норвежск. hamp, швед. hampa.

В славянских наречиях: русск. конопель, конопля, конопь; белорусск. колопня (с перестановкой н и л); болгарск. конопа; сербск. коноплье; хорв. konoplja, хорут. konopla, далм. konoplje, босн. konopglje; пол. konople, чешск. konopě, ниж. луж.konope, верх. луж. konopje, konopa, konopy.

В литовских наречиях: русск. – лит. kanópli, лит. kanápe, жмудск. kanape, латышск. kanepes, kanjepes; древнерусск. knapios.

Армянск. ganep, kanep.
В эранских наречиях: осет. ган, гана; перс. kanab, kenew, kanú.
Санскр. çana, çana-m.

В арамейских языках: араб.kinnab,kunnab; сир. kanba; халд. kanbun; евр. kannabus.

III. В тюркских языках: турецк. kenewer, kenewir, в простонародье kendir; тур. — татарск. kindér,kendirosch; чувашск. кандыр.

В финских языках: ливск. kanip, эст. kanep, kannep, kannepid; вотск. kaniva; финск. hamppu, hambun; венгерск. kender.
Наконец, то же слово проникло и в некоторые кавказские языки; в грузинском оно звучит kanaphi, в имеретинском канапи.

Спрашивается: где же следует искать исходную область для этого чрезвычайно распространённого и много кочевавшего слова? Мнения учёных в этом отношении расходятся. Если мы отбросим все явно позаимствованные слова, как например. приведённые финские, тюркские и арамейские названия, а из индоевропейских языков — кельтские и романские названия, то для нас, по-видимому, представляют наибольший интерес три группы названий конопли: 1) санскритское çana, 2) греческое χάνναβις и 3) славяно — литовские и германские названия.

Что касается санскритского çana, которое, как мы видели, употреблялось уже 1 000 лет до Р. Хр., то некоторые учёные, как например О. Шрадер, полагают, что оно составляет исходную точку всех приведённых, позаимствованных с востока названий конопли. Другие учёные, как-то В. Ген и Ф. Клуге, вовсе не упоминают о санскритском слове, как бы считая его стоящим вне целого ряда остальных индоевропейских названий. Нам кажется, что нельзя не признать в этом слове родства с остальными поименованными названиями конопли, тем более, что оно, по-видимому, представляет свойственную санскритскому языку замену звука к переднеязычным спирантом ç.

Греческое слово χάνναβις впервые было сообщено Геродотом, вместе с понятие об этом растении, которое до того времени в Европе было совершенно неизвестно. Название данное ему Геродотом, несомненно позаимствовано у «скифов», у которых он познакомился и с самим растением. В виду важности этого первого документа для истории конопли в Европе, считаем не лишним передать его целиком. Вот что значится у Геродота:

 

«В Скифии растёт конопля, растение очень похожее на лён, только грубее и крупнее; она находится в диком состоянии, а также возделывается. Фракийцы изготавливают из неё одежду, которая совершенно похожа на сделанную изо льна. Действительно, неопытному весьма трудно различить, изготовлена ли та одежда изо льна, или из конопли, и наверное каждый, кто никогда не видел этой последней, признает означенную одежду за льняную».

 

Затем следует сообщение, что скифы, при погребениях своих покойников, очищали себя посредством дыма, исходящего от конопляных семян, брошенных на горячие камни, причём до такой степени приходили в опьянение, что от веселья громко ликовали.

Ф. Ген справедливо замечает, что фракийцы не могли получить коноплю из Малой Азии, — так как она в таком случае была бы известна и грекам, — а что они должны были позаимствовать её от своих северовосточных соседей, живших на Днестре и на Днепре (то есть, от скифов).

 

«От Понта же и из Фракии, по-видимому, этот отличный канатный материал перешёл к грекам, подобно тому, как и ещё в настоящее время греческий флот получает необходимую для него коноплю из России».

 

Вместе с тем Ген высказывает предположение, что переданное Герадотом название конопли мидоперсидского происхождения; это основано на том мнении, что скифы принадлежали к эранскому племени. В подкрепление такого предположения, Ген приводит свидетельство Гумбольдта, упомянутое, впрочем, лишь мимоходом, ни на чём не основано. Нет никаких доказательств тому, что конопля когда — то попадалась в Персии в диком состоянии, и Де—Кандоль высказал справедливое сомнение в правильности этой догадки, заметив, что в таком случае греки и евреи, конечно, познакомились бы с коноплёй гораздо ранее. Да, такое мнение Гумбольдта прямо противоречит и приведённому выше справедливому предположению самого Гена, что фракийцы могли получить коноплю только из южной России. Заметим ещё, что римляне несомненно позаимствовали своё название cannabis, без всякого изменения, из греческого; от римлян же, по-видимому, как сама конопля, так и название её, перешли к кельтам.

Относительно славяно — литовских и германских названий конопли, мнения учёных расходятся. Некоторые из них, например, Курциус, не сомневаются в том, что германское название позаимствовано из латинского, а славянские названия, в свою очередь, вероятно, переняты из германского. Другие же учёные, по-видимому, с большим правом, утверждают, что такое позаимствование, по крайней мере, сомнительно; наконец, ещё другие прямо заявляют, что славяно — литовские и германские названия самостоятельны, или же, вместе с греческим, почерпнуты из одного и того же источника.

 

В этом отношении любопытно то, что высказал Пикте о названии конопли:

 

«Ce qui encore obscur, c’est son étymologie véritable, ainsi que la question de savoir s’il été transmis par les Grecs et les Romains aux autres nations européennes, ou si ces derniéres I’ont apporté avex elles de la source commune». И далее: «Il est certain, en effet, que les peuples du nord de l’Europe ont connu et employé le chanvre tres — anciennement, et peut — être avant les Grecs et les Romains. La comparaison de ses noms lithuan. — slaves et germaniques n’indique point une provenance du grec ou du latin».

 

Братья Гриммы замечают, что если в германских языках означенное слово позаимствовано из греко — латинского cannabis, то это должно было последовать очень рано, так как германское слово подвергалось правильному перебою звуков (Lautverschiebung) и равномерно распространено во всех германских (а точно так же и в славянских) наречиях. Фик решительно говорит, что германское слово не позаимствовано, что доказывается перебоем звуков. Точно так же и Клуге заявляет, что обыкновенное предположение, будто слово Hanf позаимствовано из греческого или латинского, не может быть удержано: германцы начали испытывать влияние южно — европейской культуры лишь с последнего столетия до Р. Хр.; не существует ни одного слова, позаимствованного из греко — латинского, которое подверглось бы древне — германскому перебою звуков; а потому можно с достоверностью сказать, что означенное слово уже употреблялось германцами, по крайней мере, за сто лет до Р. Хр.

 

К этому Клуге присовокупляет, что само слово χάνναβις — тоже заимствованное, и что германцы, подобно грекам, могли перенять это слово от одного и того же чужеземного народа. Первоначальное слово, от которого производятся все приведённые названия конопли, как заключает Клуге, по — видимому, не настоящее индоевропейское. Придерживаясь ещё того взгляда, что индоевропейцы, до своего распадения на отдельные народы, жили в Согдиане или Бактрии, Клуге догадывается, что германцы (а также литовцы и славяне), при своём переселении из Азии в Европу, познакомились, у одного скифского народа, с коноплёй и её возделыванием и позаимствовали у него это полезное растение, вместе с его названием.

Присоединяясь к этому воззрению, что первоначальное слово для обозначения конопли, от которого произведено греческое χάνναβις, было не индо — европейское, и что греки и, независимо от них, славяно — литовцы и германцы позаимствовали название конопли от чужеземного племени по соседству с которым они пребывали где — либо в южной или юго — восточной России, попытаемся обозначить точнее это племя. Геродот прямо указывает скифов, у которых греки познакомились с возделыванием конопли, и от которых, вероятно, переняли и само название её. Мы видели, что на этом основании Ген признаёт первоначальное название конопли эранским. Но не говоря уж о том, что нельзя ещё считать окончательно решённым вопрос о принадлежности скифов к эранскому племени, не следует упускать из виду, что греки под общим именем скифов разумели не только самих скифов, в тесном смысле, но и разнородные народности, им подвластные и жившие в их стране. К таким народностям принадлежали различные финские племена, которые, в прежнее время, были распространены далее к югу и к западу, чем ныне. А потому оказывается непонятным, почему учёные, при своих разысканиях о происхождении названия конопли, не обратили внимания на возможность производства его из какого — либо финского наречия.

Любопытнейшим финским наречием является мордовское, так как в нём, по — видимому, сохранились весьма древние слова, которые утратились у большинства остальных племён. В мордовском языке, действительно, встречается чрезвычайно любопытное название конопли: в наречии эрзянском каньт, а в наречии мокшаском кантф. Вот это последнее название, поразительно напоминающее германское Hanf, по нашему предположению, и есть то искомое слово, от которого происходят не только греческое название χάνναβις, но и германские, и славяно-литовские названия конопли. Нам кажется очень вероятным, что Геродот, во время пребывания своего в южной России, слышал от мордвы (или от какого-нибудь другого родственного с нею, ныне уже вымешего племени) означенное слово и передал его, преобразовав оное на греческий лад.

 

Точно также славяно-литовцы и германцы, жившие когда-то по соседству той же мордвы, могли у неё познакомиться с возделыванием конопли и позаимствовать её, вместе с названием. Что касается мордовского слова кантф, то оно, по-видимому, является самобытным, а не позаимствованным, в свою очередь, из какого-нибудь индо-европейского наречия. Действительно, если бы мордва познакомилась с коноплёю лишь в сравнительно недавнее время, то кажется, могла бы позаимствовать название этого растения только от русских; между тем слово конопля значительно разнится от мордовского названия, к которому, как уже замечено, гораздо более приближается германское Hanf.

 

Напротив того, русское слово конопли могло образоваться из первоначального канф или канфа: на это указывают слова, с совершенно подобными изменениями звуков; например, дрофа (драфа, драхва), белорусск. дроп, польск. drop’, чешск. drop, drof, а сербск. дроплья, хорв. и хорут. droplja, совершенно сходно со словом конопля. К этому присоединяется ещё то соображение, что 2 200 лет тому назад означенное мордовское слово, может быть, звучало несколько иначе (канатф или канаф), вследствие чего индо-европеские слова могли сближаться с ним ещё более.

 

Можно ещё предложить вопрос: если и трудно сомневаться в том, что мордовск. кантф и вышеприведённые индо-европейские названия конопли принадлежат к одному и тому же корню, то нельзя ли предположить, что как то, так и другие, происходят от первоначальной формы, существовавшей уже в то отдалённое время, когда, по нашей догадке, племена финское и индоевропейское составляли ещё одно нераздельное целое?

 

То обстоятельство, что слово кантф существует только в мордовском языке, между тем как в остальных финских наречиях имеются для конопли другие названия, не противоречит возможности первобытного его родства с индоевропейскими названиями конопли; некоторые другие слова точно также встречаются в одном только мордовском языке, в котором, по — видимому, отложились самые древние финские слова. Однако же нам кажется более правдоподобным, что индоевропейские названия конопли были позаимствованы, так как, по всем имеющимся историческим документам, конопли не было в западной и южной Европе в то время, когда эти страны были уже давно заселены некоторыми индоевропейскими племенами — греками, итальянцами и кельтами.

 

Относительно греческого названия χάνναβις, из сообщения Геродота прямо можно заключить, что оно позаимствовано от «скифов». Если бы нераздельное ещё индоевропейское племя было уже знакомо с коноплёю, то первые отделившиеся от него отпрыски, конечно, перенесли бы её с собою в свои новые обиталища, и тогда незачем было бы заимствовать её от чужеземного племени в сравнительно столь позднее время. К этому присоединяется ещё веский довод, заключающийся в том, что мордовские слова кант, кантф, по—видимому, производятся от чистого финского корня kan, kon,kun, kin = волокнистый, распростёртый; от этого же корня происходят: финск. kinne (родит. пад.kinten) = волокно, жилка; особенно любопытными являются сохранившиеся в венгерском языке слова: kanaf = волокно, kanafos = волокнистый; слова эти весьма точно сближаются с некоторыми из вышеприведённых названий конопли, между тем как венгерское название её самой (kender) позаимствовано, сравнительно очень поздно, от турков. Имея в виду вышеприведённый корень, можно подтвердить догадку Альквиста о том, что сюда же относится черемисское название конопли — кыне.

Наша догадка о позаимствовании индоевропейских названий конопли из мордовского языка подкрепляется ещё некоторыми соображениями, касающимися древности земледелия у мордвы и географического распространения дикорастущей конопли. Что касается факта давнишней культуры мордвы, то самостоятельные мордовские названия для некоторых возделываемых или полезных в хозяйстве растений служат доказательством самобытности, а не позаимствования их культуры. К таким растениям, издавна возделываемым мордвою, кроме гречихи и марены, принадлежит, по—видимому, и конопля, которая, как мы видели, у некоторых финских племён имеет самостоятельные названия. Если держаться общепринятого воззрения, что финское племя имело свою родину по соседству Алтая, а не в Европе (как мы лично полагаем), то можно предположить, что оно было уже там знакомо с превосходными качествами конопли, которую оно, в таком случае, конечно, перенесло бы и в свои европейские обиталища. Такой взгляд как бы подкрепляется весьма древним знакомством китайцев с коноплёю. Но и в таком случае позаимствование индоевропейских названий её из мордовского языка кажется нам весьма вероятным.

Родина конопли, как вообще растений издавна возделываемых, не может быть с точностью отграничена, так как во многих случаях нет никакой возможности определить, попадается ли она в диком, или же в одичалом состоянии. По исследованиям знаменитого ботаника—географа Альф. Де — Кандоля, конопля, в несомненно диком состоянии, встречается на юге от Каспийского моря, в юго — западной Сибири, на Иртыше, а также в Киргизской степи, далее у подошвы Забайкальских гор, в Даурии (по Турчанинову). Что касается Европейской России, то Де — Кандоль, по приведённым соображениям, не решается сказать утвердительно, в каких местностях конопля попадается дикорастущею.

 

Считая вопрос этот достаточно важным, мы сообщим ещё некоторые более точные сведения о распространении конопли, преимущественно в пределах России. Ледебур говорит следующее о нахождении конопли в России:

«Habitat quasi spontanea in Rossia media et australi, in Tauria et provinciis, inque Sibiria uralensi, altaica et baikalensi».

Так как в этом показании нет точного разграничения дикорастущей и одичалой конопли, то мы приведём некоторые новейшие свидетельства, в которых было обращено внимание на такое разграничение. В. М. Черняев отличает для Украины возделываемую коноплю от дикорастущей, встречающейся на песчаных местах. Стевен называет её между дикорастущими растениями Крыма, присовокупляя ещё, что там её не возделывают. Эд. Линдеман относительно окрестностей Елисаветграда (Херсонской губ.) замечает, что там крестьяне различают дикую (или зелёную) коноплю, которая однако же тожественна с разводимою в конопляниках. Л. Грунер склонен признать растущую свободно, в Екатеринославской губернии, коноплю за одичалую. А. Мизгер замечает что она, в Курской губернии, «иногда встречается и на сорных местах, как бы дикорастущей». По свидетельству И. Борщова, конопля «очень нередко встречается дикорастущей близ Оренбурга и по ту сторону р. Урала, на нижнем Илеке»; к югу от 50° с. шир. он нигде не видал этого растения, но Леман находил его на р. Урал, близ ст. Кулагиной (48° с. шир.). К этому Борщов присовокупляет, что конопля, по показанию Клауса, распространена во всём приволжском крае.  Но собственно на Урало—Каспийской низменности конопля, по—видимому, нигде не встречается дикорастущей. Точно также она не растёт дико в западном Тьяньшане, и вообще в Туркестане, как о том свидетельствует, в новейшее время, г. Капю. По показанию академика Максимовича, конопля растёт по всему Амуру.

За пределами России, конопля попадается дико в некоторых частях Азии. По письменному сообщению доктора Бретшнейдера, она встречается дикорастущей повсюду в северном Китае. В Японии она, по — видимому, не растёт дико; по крайней мере, Франше и Саватье свидетельствуют, что конопля попадается там в возделываемом и одичалом виде. Из Китая она переходит в Индию, где достигает исполинских размеров (до 2 саж. вышины). В Афганистане конопля, может быть, встречается дикорастущей; Этчисон, упоминая о том, что конопля растёт часто в Кабуле, не объясняет — в диком ли состоянии. Относительно Персии Буассье замечает, что конопля там «presque spontanée»; на этом основании вышеприведённое показание Де—Кандоля, что конопля растёт дико на юг от Каспийского моря, подлежит сомнению; мы видели, что Де — Кандоль сам, по поводу предположения Гумбольдта о персидской родины конопли, справедливо заметить, что если бы Персия действительно была её родиной, то евреи и греки познакомились бы с ней гораздо раньше, чем это случилось на самом деле.

Итак, конопля несомненно растёт дико во всей южной Сибири, в северном Китае, а так же в южной и юговосточной части Европейской России. Относительно всех остальных поименованных нами стран, где она попадается «как бы дикорастущей», нельзя сказать утвердительно, что она там растёт действительно в диком состоянии. В иных же местах, например, на всей Арало—Каспийской низменности и в западном Тьяншане, положительно нет дикорастущей конопли; а потому высказанное Геном предположение, что областью её следует считать прикаскийские и приаральские степи, можно признать положительно ошибочным.

Так как и относительно Афганистана нахождение дикорастущей конопли нельзя считать доказанным, то и Бактрия, и Согдиана едва ли были её родиной. Точно так же оказывается, поэтому, неточным и заявление Де — Кандоля, что скифы перенесли это растение в Россию из Центральной Азии, примерно около 1 500 г. до Р. Хр.

Напротив того, нахождение дикорастущей конопли, с одной стороны, в Харьковской губернии, а с другой — в Оренбургской, заставляет предположить, что она искони водилась и в промежуточных местностях, в Тамбовской и Саратовской губерниях, где издавна обитала мордва; к тому же, по свидетельству Клауса, конопля и ныне растёт в Поволжье. Здесь, как можно предположить, она и разводилась с весьма давних времён. Древнейшее показание об употреблении конопли в южной России, как мы видели, было сообщено Геродотом в V столетии до н.э..; но можно догадываться, что она была известна там ещё гораздо раньше. На древнее знакомство финов с прядильными растениями указывает существование не малого числа самобытных слов, обозначающих разные приспособления, необходимые при прядении; так например, по показанию Альквиста, таким самостоятельным словом обозначается веретено.

 

По свидетельству того же автора, для названия пакли сохранилось в немногих западно — финских наречиях древнее слово (русск. — карел. työ, вепс. tö), которым, в прочих финских наречиях, обозначается работа; Альквист при этом указывает на любопытное обстоятельство, что в немецком языке замечается совершенно подобное сопоставление слов Werg (пакля) и Werk (работа). Конечно, такие названия могли выработаться при прядении волокон, получавшихся и от других растений — крапивы и льна; но можно догадываться, что между этими растениями издавна играла не маловажную роль и конопля. На это указывает уже существование нескольких самобытных финских названий её, которые нами были приведены выше.

Но не только у финов, а также у славян, конопля возделывалась с весьма древних времён. К сожалению, исторически о том свидетельства чрезвычайно скудны. Но можно с достоверностью предположить, что ещё не разделившееся на отдельные народности славянское племя уже было знакомо с коноплёй, что доказывается общей для всех славянских наречий, и притом им одним принадлежащей, формой слова коноп, — между тем как во всех остальных языках слово это образовано иначе (см. выше). Если бы отдельные славянские племена позаимствовали коноплю, независимо друг от друга, от разных соседних народов, и притом в позднейшее время, то несомненно, в отдельных славянских наречиях не существовало бы такого единства в названиях её и, вероятно, было бы заметно, в этом отношении, то же самое, что мы видели относительно западно — финских названий конопли, позаимствованных частью у скандинавов (hamppu), частью у латышей (kanep). В русских летописях указывается на то, что русские издревле занимались изготовлением льняных и пеньковых тканей. Бамбергский епископ Оттон (ум. в 1139 г.) сообщает, что он у языческих пономорян нашёл много конопли (canapum).

Заканчивая этим то, что нам казалось нужным сказать, по поводу нашего предположения о происхождении большинства индоевропейских названий конопли от мордовского слова кантъ или кантфъ, заметим ещё, что звук т, утраченный во всех сказанных названиях, по—видимому, сохранился в русском слове канат; думаем, что русские (или их славянские предки), позаимствовав от мордвы коноплю, вместе с тем переняли от неё и искусство делания из оной верёвок и канатов. Впрочем, название каната, во многих языках, стоит в связи с названием конопли. Так в иллирийском наречии оно называется konop, по итал. canapa, по перс. kanaf.

 

--------------------------------

 

* Журнал Министерства народного просвещения выходил с 1834-го по 1917 год. Официальный периодический журнал об успехах просвещения в России. Издатели журнала уверены в том, что «если для каждого человека необходим выход из грубой тьмы невежества и беспрерывное дальнейшее движение к свету, то для народов необходимо попечительное участие правительства в образовании. Только правительство имеет все средства знать и высоту успехов всемирного образования, и настоящие нужды Отечества».

Издательство В.С. Балашева, С-Пб.

 

** 

Федор Петрович Кёппен - российский зоолог-энтомолог, ботаник, географ, член-корреспондент Петербургской Академии наук. Служил в департаменте сельского хозяйства Министерства государственных имуществ (1859—1864) (инспектировал сельские хозяйства на юге России, выполнял различные научные и практические исследования) Создал  Каталог животного мира России. Научный отчёт Кёппена «О состоянии сельского хозяйства за границей» был удостоен серебряной медали (1859).