Сказ о голубом цветке. Продолжение 1

НАЧАЛО

 

Представляете, какова семейка! Попробуй тут займись выяснением родства между культурным льном и его дикорастущими сородичами. Голова кругом пойдет. Всех и не пересчитаешь... И это отнюдь не испуг дилетанта. Ученые утверждают, что культурные растения, такие, как лен, при широком географическом изучении их, разбиваются на великое множество наследственных форм, под счет которых становится просто непосильным. И вот вам иллюстрация к сказанному: в коллекции Всесоюзного научно-исследовательского института растениеводства (ВИР) только льна обыкновенного культурного собрано свыше четырех тысяч образцов, сортов и форм! Просто поразительно, какая могучая фантазия у Природы. Но, с другой стороны, и пытливость человеческая — поистине безгранична...

 

*    *    *

 

Продолжим, однако, знакомство со льном. Я подчеркиваю: всего лишь знакомство! Большего — не гарантирую. Каждый из нас — будучи дилетантом во многих отраслях знаний — в конце концов должен смириться с мыслью о том, что об окружающем мире нам суждено знать очень немногое. Ну а коль так, то лучше из этого «немногого» — узнавать лучшее.

Культурный лен изучали и детально описывали многие видные ученые — и в нашей стране, и за рубежом. Одно только перечисление их имен заняло бы несколько страниц. К. А. Тимирязев, научной специальностью которого принято считать физиологию растений, проблемы фотосинтеза, откликнулся на просьбу Общества распространения технических знаний и прочел прекрасную, по отзывам современников, лекцию о льне. Всесторонне исследовал это «травянистое растение» и ученик К. А. Тимирязева, один из основоположников отечественной агрохимической науки, академик Дмитрий Николаевич Прянишников.

 

«Географические центры формообразования возделываемого льна» очень интересовали выдающегося советского ученого, первого президента Всесоюзной академии сельскохозяйственных   наук  имени   В.   И.  Ленина   (ВАСХНИЛ) академика Николая Ивановича Вавилова. Кстати, никто из ботаников-систематиков и ботаников-географов, изучавших распространение видов и происхождение растений, не сделал так много в этой области и никто не обладал таким огромным (порядка 250 тысяч образцов!) материалом, как он. Исследования Н. И. Вавилова продолжила его ближайший соратник доктор биологических и сельскохозяйственных наук, профессор Евгения Николаевна Синская. Свой вклад в теорию о происхождении льна внес и известный наш ботаник и географ, президент Академии наук СССР с 1936 по 1945 год Владимир Леонтьевич Комаров.

 

Льну, можно сказать, крупно повезло. Далеко не каждое растение имеет в своем активе таких именитых исследователей и популяризаторов.

Д. Н. Прянишников: «...в пределах обыкновенного льна (L. usit. vulgare) мы имеем различные формы: именно, с одной стороны, мало ветвящиеся, длинностебельные, с меньшим числом коробочек, это лен псковский, лен-растун, долгунец; с другой же стороны, имеются формы коротко и толстостебельные, ветвящиеся и дающие больше коробочек, это лен-кудряш (или рогач, степной лен); долгунцы культивируются на волокно (или волокно и семена), кудряши же сеют на зерно; это масличные льны по преимуществу. Кроме наших кудряшей, есть и западные, напр., к ним приближается лен сицилийский, или неаполитанский, крупносемянный».

 

Н. И. Вавилов: «...все возделываемые льны относятся к двум видам — Linum dehiscens и L. indehiscens. Первый характеризуется растрескивающейся при созревании коробочкой и высыпающимися семенами, второй — не растрескивающейся... К первому виду относятся типичные дикие формы с мелкими семенами и коробочками, а также и редко возделываемые в настоящее время формы льнов-прыгунцов. Ко второму виду... все культурные формы. Оба вида, так же как и все формы в пределах вида, скрещиваются один с другим и по существу составляют единый вид в широком смысле — L. usitatissimum».

 

В. Л. Комаров: «...лен происходит не от группы дикорастущих видов, но, как будто, от одного только узколистного льна Linum angustifolium Huds., что возможно только благодаря способности последнего к самоопылению, а, следовательно, и к выделению чистых линий. Обычно мы выделяем чистые линии у сельскохозяйственных растений на почве гибридизации, здесь же этого не видно».

Это — краткие и самые общие сведения. Так сказать, официальная  родословная  нашего  льна-долгунца — культурного  растения, которое тем и отличается от своих диких собратьев, что любит длинный световой день, приспособлено к самоопылению и не торопится разбрасывать свои семена. Может быть, благодаря этим биологическим особенностям «обыкновенный культурный лен» и су мел еще на заре человечества «выбиться в люди».

 

КАКИМ ОБРАЗОМ это произошло, можно только догадываться. Ведь история человеческой культуры и земледелия, говоря словами Н. И. Вавилова,  «очевидно, более стара, чем... дошедшие до нас документы в виде пирамид, надписей, барельефов, могил». Ученый был склонен — и не без основания! — отнести «самое происхождение культурных растений к отдаленнейшим эпохам, для которых обычные периоды археолога в 5 —10 тысяч лет представляются коротким сроком».

Что же это за «отдаленнейшие эпохи»?

Если бы можно было полистать семейный альбом человечества, насчитывающий, ни много ни мало, двадцать тысяч поколений, то на первых фотографиях мы бы увидели Homo erectus — чело века прямоходящего.

И подумать только! За какой-нибудь миллион с третью лет (срок астрономический, не поддающийся осмыслению по сравнению с одной человеческой жизнью и в то же время совсем ничтожный в масштабах эволюции)   первое существо,   «с почти голой  потеющей кожей», которое хотя и с натяжкой, но уже можно было присоединить к семейству «Homo», из бродячего охотника и без думного нахлебника дикой природы — превратилось в признанного хозяина своей Планеты! Вот уж, действительно:  «Человек словно в зеркале мир — многолик. Он ничтожен — и он же безмерно велик!» — как писал Омар Хайям.

 

*    *    *

 

Конечно, археологи и антропологи сумели уже многое рассказать о мире раннего человека. А нам хочется знать еще больше. Ведь тс немногие остатки предметов из органического материала, которые дошли до нас,— скорее, дразнят любопытство, чем удовлетворяют его. Может, и прав Альберт Эйнштейн, парадоксально утверждая, что фантазия важнее знания?! Как тут не сфантазировать, если история земледелия, а тем более льноводства, не укладывается ни в какие четкие рамки исследований.

Начало земледелия некоторые ученые относят к неолиту. Но это ведь могло быть и раньше, скажем, в переходный период от палеолита к неолиту... Не исключено и такое начало: суеверные кроманьонцы (или наиболее «просвещенные» из неандертальцев?) начали сажать растения около своих пещер-жилищ исключительно в ритуальных целях... Одним словом, эмоций и домыслов — хоть отбавляй. А что делать? Где найти такую археологическую раскопку, которая бы расставила все точки над «i»? Да и возможно ли это? Земледелие никогда не будет иметь абсолютно точного «дня рождения».

 

На счетах Истории плюс-минус 10 — 20 тысяч лет — ничто. Тонкий слой археологической пыли, кости и окаменелости — вот и все. А остальное?.. Нет, скажем так: очень многое из того не многого, что играло важнейшую роль в жизни ранних людей, исчезало быстро и бесследно. Все, что имели наши предки,— пищевые запасы, шкуры, сухожилия, дерево, растительные волокна, цветы и даже кости, кроме каменных орудий труда и охоты,— рассыпалось в прах очень скоро, если только этому не мешало какое-нибудь редчайшее стечение обстоятельств... Вот и поди разберись! Вот и думай после этого — когда, где, как? Впрочем, об этом пусть «болит голова» у специалистов, исследователей древнего мира. Ученым, как говорится, виднее, что делалось там, где раскинулось сегодня льняное поле...

 

В. Л. Комаров, например, считал, что начало первобытного земледелия соответствует началу послеледникового времени. «Воз можно, однако, что оно еще много древнее, и я бы не удивился,— писал он,— если бы оказалось, что следы земледелия найдены в отложениях, соответствующих третьему межледниковому периоду, именно его лесной стадии, обозначаемой как теплая  мустьерская   эпоха».

 

«В мустьерскую эпоху,— предполагала и Е. Н. Синская,— человек от стадного образа жизни переходит к первобытнообщинному. Начинается разделение труда между полами. Мужчины занимаются охотой, женщины — домашними работами, собирательством и, возможно, земледелием — около жилищ».

 

А изыскания академика Н. Я. Марра по эволюции примитивных языков привели его к мысли, что земледелие появилось ранее, чем сложилась членораздельная слоговая речь. Это значит, что неолит тут ни при чем, зачатки земледелия надо  искать не иначе, как в палеолите...

 

Ученые делают раскопы, тщательно просеивают пыль веков. Ученые строят гипотезы, сопоставляют эпохи, учитывая при этом и изменение материков,  и горообразование, и наступление ледников. Ведь первичная эволюция многих видов культурных растений, как выяснилось, непосредственно связана с геологическими событиями в истории Земли. Вот почему  «изучая вид, нельзя забывать его историчности»  (Н. И. Вавилов). Кроме того, приходится еще принимать во внимание те многочисленные переселения народов, которые, по предположению ученых, «имели место уже в доисторический период». Племена, уставшие от нападений своих воинствующих соседей, напуганные эпидемиями или стихийными бедствиями — нередко уходили в дальние страны и, как считал выдающийся английский ботаник Д. Прэн, «переносили с собой свои культурные растения» на многие тысячи километров.

 

Надо сказать, что родословная культурных растений интересовала многих исследователей. Но в обширной литературе, посвященной этому вопросу, особое место занимает сводный классический труд великого швейцарца, иностранного члена-корреспондента Петербургской академии наук (1858 г.) Альфонса Декандоля. «Моя цель,— писал он в предисловии к своей книге «Происхождение культурных растений»,— заключалась главным образом в отыскании того первоначального состояния и местообитания каждого вида, которое его характеризует до введения в культуру». Декандоль спорил со шведским естествоиспытателем Карлом Линнеем, автором «Системы природы» (1735 г.) и «Философии ботаники» (1751 г.). Три четверти указаний Линнея относительно родины культурных растений были неточны или неполны, утверждал Декандоль. Что же касается происхождения льна, то и сам он не смог прийти на этот счет к какому-то конкретному и определенному мнению.

 

И по сей день продолжаются творческие диспуты и споры ученых. Но, вопреки известной поговорке, далеко не всегда рождается в этих спорах истина. И нам остается только посочувствовать ученым: как все-таки трудно, а порой и невозможно точно определить, когда, где и от каких дикорастущих родичей было впервые введено в культуру то или другое растение.

 

Нам сегодня вместе с учеными можно только развести руками в ответ на конкретные вопросы. «Был ли лен Гималаев выработан на месте или занесен из Абиссинии; может быть, наоборот, лен Абиссинии занесен с Гималаев; или оба они потомки западноевропейского льна? А может быть, западноевропейский лен занесен из Азии? На все эти вопросы нет прямого ответа» (В. Л. Комаров). Приходится только пытаться решать их косвенными наведениями, что, по признанию ученых, всегда ненадежно. Потому что глубокие корни естественных наук, равно как и многих других проявлений духовной деятельности человека, окончательно затерялись в сумраке доисторических эпох.

 

ИСТОРИЮ ЛЬНОВОДСТВА можно сравнить с плывущим айсбергом: над водой видна всего одна десятая часть того, что существует. Но будем довольствоваться и этой «надводной» частью в истории льноводства. Она тоже весьма любопытна.

Обратимся к фактам.

 

...Льняное полотно (пока самое старое!) было найдено в захоронении первой или второй (?!) династии египетских фараонов. А конкретнее — в могиле Менеса. Зато в саркофаге фараона Менкара  (3600 лет до нашей эры) — льна не оказалось, сохранились только шерстяные ткани. А в пирамиде Дахшур снова были найдены семена и луб льна. Видимо, в те времена у египтян еще только «прорезался вкус»  к льноводству.  И  прорезался-таки!  В  египетских   погребениях,   в   гробницах   фараонов   XII   династии    (это 2400 — 2200 лет до нашей эры) — изобилуют льняные изделия от личной выделки. Был найден и каменный барельеф, изображающий примитивный горизонтальный ткацкий станок без челнока. В гробнице Сциумнеса вырисована уборка льна. В погребении Бени-Хассан показаны (схематично) процессы обработки льна и изготовления полотна... Значит, в древнем Египте лен и льноводство получили массовое распространение примерно за три тысячи лет до начала нашего летосчисления! Но это вовсе не значит, что египтяне были первыми. «Египет нельзя назвать родиной льна, но можно назвать его колыбелью»  (профессор W. F. Legget. НьюЙорк).

 

Уже известный нам Альфонс Декандоль в своей «Рациональной ботанической географии» определенно высказывал сомнение в том, чтобы, к примеру, вид льна, возделывавшийся египтянами, был тем же, что русский и сибирский льны. Его соотечественник Освальд Геер родину культурного льна видел в Средиземноморской зоне.  А на Черноморском побережье культура льна возникла, несомненно, еще с  неолита.  И  в древней  Колхиде  это  могло произойти,  по мнению Е. Н. Синской, не позднее того же периода нового каменного века. Таким образом, ни Египет, ни Месопотамия не являются самостоятельными   очагами   происхождения   древней   культурной флоры.  Лен  был  найден  в  одной   из  гробниц  древней  Халдеи, предшествовавшей Вавилону... Свайные постройки Швейцарии неолитического периода   (4000 — 3000 лет до нашей эры)   сохранили в  шести  пунктах  в  обугленном  состоянии  остатки  кушаний  из льняного семени, а также обрывки ниток, веревочек, сетей и тканей из льна... Изучая  бурые угли Германии, ученые  (профессор G. Wisbar) нашли в них «несомненные льняные волокна» глубокой древности... А раскопки археологов в северных широтах показывают, что в прошлом, в доледниковый период, близ Северного полюса была растительность,  «морфологически сходная с современной растительностью южных широт» (И. А. Сизов), и не исключено, что Полярная область — запомним это высказывание! — «являлась первичным центром происхождения льна»  (Е. В. Вульф).

 

Так на чем же остановиться? Проникла ли культура льна к нам, на север Европы, с Востока, из Египта, Месопотамии, Индии, Колхиды или возникла самостоятельно? 

«В пользу последнего предположения,— прислушаемся к доводам К. А. Тимирязева,— говорит, очевидно, различное происхождение названий этого растения у различных народов... Греческое Linon, перешедшее позднее в Linon, и латинское Linum не имеют ничего общего с санскритским Ouma или Atasi, Utusi или Mutusi, не похожи ни на халдейское Chizma, ни на еврейское Pisehta, ни на арабское Kattani, Kettane, Kittano. Между тем на древнем кельтском наречии Lein значит нитка, откуда могли произойти все германские и южноевропейские названия льна... Все сказанное делает вероятным, что культура льна в Европе возникла независимо от культуры в Индии и Египте и, может быть даже, что здесь и там возделывались различные виды».

 

«Может быть, когда-либо две существующие в настоящее время географические группы льна (крупносемянная крупноцветная, связанная генетически со Средиземноморским побережьем, и мелкосемянная мелкоцветная, приуроченная к Юго-Западной Азии.— В. С.) были связаны и имели общий центр происхождения,— предполагал Н. И. Вавилов,— что весьма вероятно, так как физиологически эти группы льна не резко отграничены, но очевидно, что уже в очень отдаленное время эти группы обособились, о чем свидетельствует нахождение в раскопках Египта только крупносемянных форм. Древнейшие земледельцы Месопотамии, Индии и примыкающих к ним стран создали льняную культуру на особых сортах, отличных от египетских льнов, на которых в свою очередь возникла своя самостоятельная культура».

 

«...Можно заключить,— итожил В. Л. Комаров свой исторический очерк о голубом цветке,— что лен был введен в культуру в се верных частях Средиземноморья, может быть, одновременно с введением  пшеницы,   что  это  случилось  задолго  до  начала  письменности, что позднее культура льна проникла в Египет, где обработка волокна достигала высокого совершенства. В Абиссинии и в горных культурах Азии лен, наоборот, остановился на примитивных формах использования, соответствующих доисторическим формам его использования в Европе».

 

*    *    *

 

Все-таки гипотезы остаются гипотезами, а происхождение льна культурного — когда и как это случилось? — по-прежнему можно считать вопросом неразъясненным. Но какое обилие информации мы с вами «переварили»! Оглянулись назад, обнажили слой земли давностью в сто и более тысяч лет... Можно еще заглянуть и в Шанидарскую пещеру (Ирак), которая по меньшей мере 60 тысяч лет подряд давала приют древним людям. И что же? В почве, взятой здесь из раскопа, была обнаружена (под микроскопом) пыльца примерно восьми растений — полевых цветов, типа василька, алтея розового... А цветов льна — они ведь привлекательные! — на стоянках и в захоронениях неандертальцев и кроманьонцев пока не обнаружено. Но я думаю, что археологи просто не нашли еще «льняных» стоянок такой давности. Пока еще науке не повезло... А ведь где-то же засыпана та полевая дорога, по которой вышел с восходом солнца Homo sapiens к посевам льна.

 

И будоражится воображение! Хочется увидеть этот путь. Но... чувствую себя, словно в самолете: есть высота, есть скорость, а земли не разглядеть за многослойной невесомостью облаков. Где уж там искать, да и как увидеть, заметить с высоты лет всего лишь историческую тропку?!

 

Любопытно, что один швейцарский инженер взял однажды 600-тысячелетний отрезок истории человечества и сравнил его с марафонским бегом: 1 километр — 10 тысяч лет. Трудно ему пришлось — дорог-то не было, одни звериные тропы. И только после 58-го километра стало веселее: он увидел первобытное оружие и пещерные рисунки, а за 400 и 300 метров до финиша появились и признаки земледелия... Но это опять-таки по известным и уже апробированным наукой подсчетам «тысячелетий до новой эры». А «побеги» этот инженер по другой дороге — если б только знать, по какой?! — глядишь, и пораньше бы встретил человека, царапающего землю сухой суковатой веткой дерева.

 

Все это, конечно, из области голубых мечтаний. Достоверно же — или почти достоверно! — нам сегодня известно лишь то, что где-то на двух последних километрах финишной прямой человечества возникли, по расчетам ученых, три «мировых первичных очага зарождения культурного льна». Первый — в Индии, второй — в Юго-Западной Азии, Афганистане и третий — в Передней Азии и, может быть, Колхиде... Нам известно также, что древние персы, индусы и египтяне — еще одна правдоподобная версия! — независимо друг от друга начали возделывать лен: одни — ради семян, другие — для волокна.

 

Однако не исключено, что в Египет и прочие страны Средиземноморья льны были занесены из Индии. А дальше, спустя энное количество веков, дело, видимо, развивалось так: в Индии лен продолжал возделываться исключительно на масло, а льняные ткани (причем непревзойденного качества!) поставлялись в эту страну, а заодно и в Китай в основном из Египта...

И за каждой такой вот версией — кропотливые научные исследования. Н. И. Вавилову и его товарищам, например, потребовалось собрать в экспедициях свыше 1400 образцов льна, чтобы попытаться выяснить, в какую же страну, какую историческую глубь уходят изначальные следы его культурного возделывания и какие у нашего льна предки.

 

Этот пример — убеждает: все предположения и выводы ученых имеют под собою вполне надежную почву-основу. И все возможно в научном предвидении.

 

И даже невозможное — возможно!

Все может быть...

 

Что надо было иметь крестьянину, чтобы посеять лен, скажем, сто, тысячу или десять тысяч лет назад? Семена, лукошко, крепкие руки и ноги да верный глаз. Вот и все. Шагами мерил льновод свою пашню — знал на ней каждый камешек. Был внимателен к солнцу — какое оно сегодня, как небо красит да какие ветры собирает? Он все примечал: солнце при восходе кажется чуточку больше обычного или сразу зайдет за тучу — ожидай дождя. Утренняя заря сияет тихо, сиреневым светом — день обещает быть погожим... Он знал десятки таких вот примет. Жизненный опыт, интуиция, чувство земли — это и была его агротехника. И полевые работы строились по нехитрой формуле: «Лен две недели цветет, четыре спеет, на седьмую семя летит».

 

Ну, а что необходимо иметь для посева льна сегодня? Очень многое! Вот, к примеру, как выглядит посевной комплекс колхоза «Новый мир» Лихославльского района Калининской области.

 

В комплексе три основных звена по подготовке почвы и севу льна. В каждом — по восемь механизаторов. Каждое имеет — два трактора МТ-З50, два ДТ-75, два Т-25 и один МТ-380. Добавим к этому по две сцепки борон и катков, две сеялки СЗЛ-3,6 да плюс культиватор. Вот как теперь вооружены льноводы! Но это еще не все. За каждым основным звеном закреплено звено технического обслуживания. В нем — опытные мастера-наладчики, газоэлектросварщик, слесарь. А в их распоряжении — автомобиль, сварочный агрегат, бензозаправщик, а также резервный трактор и сеялка. Производительность такого комплекса весьма показательна: 500 гектаров льна засевается за 55 рабочих часов!

------

МОСКВА. «СОВЕТСКАЯ РОССИЯ». 1983

ПРОДОЛЖЕНИЕ