Сказ о голубом цветке. Продолжение 3

НАЧАЛО 1,2,3

 

АНАТОМИРОВАТЬ лен — дело, конечно, не простое, требующее специальных знаний или хотя бы практических навыков. Имею на этот счет свой горький опыт: изучая в университете «Основы сельскохозяйственных знаний», я даже с третьей попытки не смог распознать лен в гербарии сухих растений. Самокритично признаюсь, что в те годы я был несколько самонадеян, хотя и у молодого преподавателя, видимо, наблюдалась та же «болезнь роста». Нам обоим, как я сейчас понимаю, не хватило элементарной воспитанности. Его ученость стала педантизмом, а моя смелость приняла вид грубости. Мы крупно поспорили...

 

И вот — ирония судьбы: я пишу книжку о льне! О том самом льне-долгунце, пересохшим и пыльным снопиком которого размахивал передо мной преподаватель университета, потешаясь над моей агрономической бездарностью...

 

Да, ботаническое описание льна, его анатомия требуют, конечно, особой подготовки. Но я и не берусь самостоятельно за это дело. Я опять-таки надеюсь на авторитетную помощь Климента Аркадьевича Тимирязева. Его ботаническое описание льна не превышает, говоря словами автора — талантливого популяризатора научных знаний,— «известного объема, свыше которого простое чтение превращается в непосильный для каждого читателя труд изучения». К. А. Тимирязев берет цельный, живой, обыкновенный лен — «растение травянистое и в естественном состоянии однолетнее» — и описывает его просто, образно, общедоступно.

 

Корень у льна — «так называемый главный, то есть такой, который при прорастании семени составляет непосредственное продолжение стебля, — прямой, стержневой, с мочковатыми или нитевидными ветвями, несколько волнистыми, или спирально закрученный. Консистенция его мясисто-деревянистая, длина 3—4 и более вершков (русская мера длины: один вершок около 4,4 сантиметра. — В. С). По уверениям практиков, он бывает и значительно длиннее...»

 

Сегодня и ученые, и практики уже могут уточнить: корень льна способен проникать в почву на глубину до полутора метров. Но это, скорее всего, исключение из правил. А за правило принято считать тот факт, что корневая система льна-долгунца располагается в основном в верхнем слое почвы и по отношению к надземной массе растения развита слабо (8—10 процентов). Так и хочется скаламбурить по этому поводу: лен имеет устойчивый авторитет (в мире) — и неустойчивое

положение (в почве).

 

Впрочем, о «неустойчивости» льна на поле сказано не столько ради истины, сколько для красного словца. Хотя по глубине проникновения своих корней в почву лен-долгунец действительно уступает целому ряду сельскохозяйственных культур, и даже у льна-кудряша более мощная корневая система; но, опять же, это все относительно: попробуйте теребить (выдергивать с корнем) лен вручную — занятие, надо прямо сказать, далеко не из легких!

Разыскивая в различных книгах весьма скудные данные о корневой системе льна, я неожиданно подумал: а ведь мы почти ни чего не знаем о том, как попытались закрепиться на земле первые растения. И нет никаких свидетельств того, в каком виде они существовали.

 

Можно только догадываться, домысливать, строить предположения, что возникновение корней связано с выходом (или выбросом?) водяных растений на сушу и последующей долгой эволюцией их. Происходило это примерно 400 миллионов лет назад, во время девонского периода, сменившего силурийский. А в конце каменноугольного периода, когда возникли леса, каких с тех пор мир больше не знал, Природа добилась-таки своего: растения прочно вросли в землю корнями. Природа знала, что творила. Она как бы укрепляла свое зеленое буйство перед тем, как поселить в нем гигантских динозавров...

 

С тех самых пор у корня — масса  обязанностей: поглощать из почвы  и передавать в стебель и листья воду и  питательные вещества,   копить  запасную  пищу,  осуществлять связь  растений с организмами, синтезировать органические вещества, вегетативно размножаться и т.  д. Для этого корень имеет корневой чехлик, благодаря которому он остается цел и невредим и растет не куда-нибудь, а вниз. И еще имеет корень три основных зоны — непосредственно зону роста и растяжения, зону всасывания, или корневых волосков (длина каждого от 0,05 до 10 миллиметров), и зону боковых корней... Предоставим, однако, слово Клименту Аркадьевичу Тимирязеву:

 

«Корень нас интересует главным образом как орган поглощения и с этой точки зрения крайне любопытно составить себе понятие, какое протяжение и какую поглощающую поверхность представляет этот орган. Одного взгляда на тщательно обмытый и освобожденный от частичек почвы корень любого растения достаточно, чтобы убедиться, как значительна должна быть общая длина его, если бы мы приставили конец к концу все его бесчисленные веточки и мочки. Но самое смелое воображение оказывается позади действительности. Один немецкий ученый предпринял подобный, чисто египетский труд: вооружившись щипчиками, масштабом, циркулем и почти неистощимым запасом терпения, он непосредственно измерил до малейших разветвлений длину одного корня пшеницы. Результат получился поразительный: оказалось, что общая длина такого корня равняется 510 метрам... Как ни велика эта цифра, она все еще не представляет нам всей длины поглощающей поверхности   корня.   Ведь   настоящую   поглощающую   поверхность представляют волоски. Посмотрим, сколько же у нашей пшеницы волосков. Узнать это нетрудно,— разумеется,  в приблизительных цифрах. Определим под микроскопом, сколько их приходится на квадратный миллиметр, и затем помножим на общую поверхность корня,— получим  примерно   10 000 000.   Помножим  это  число  на среднюю длину волосков и получим действительно колоссальную цифру — 20 километров... Таков путь, который пробегает в объеме почвы величиною с обыкновенный цветочный Горшок корень пшеницы со всеми его волосками».

 

Если   с   такой   же,   тимирязевской   скрупулезностью   исследовать  корневую  систему льна,  то  цифры  будут хоть  и  по-меньше,  но столь же внушительны.  Корень — в постоянном движении. Кстати, он и растет, раздается вширь — от своего неутомимого поиска пищи. И можно подсчитать, какую же общую поверхность составят все волоски   (а они отмирают и обновляются через 10 — 20 дней), которые образует корень льна в течение трех четырех месяцев жизни. Подсчитать — и удивиться. Оказывается, эта величина примерно в сто раз превысит площадь земли,  что приходится  в   поле   на  долю  каждого стебля. А сами волоски корня, при всей своей многокилометровой  совокупности,  вполне уместятся... в наперстке.

 

Таким образом,  корень льна,  впрочем,  как и  корень любого другого растения, является, по мнению К. А. Тимирязева, одним из главнейших органов, который «при ничтожном объеме представляет значительную поверхность». За миллионы лет эволюции природа, в данном случае с корнем, «прибегла к уловке, подобной той, которую поэтическое сказание приписывает Дидоне, основательнице Карфагена. Дидона выпросила себе клочок земли, который охватит одна воловья шкура, и оказалось, что эта шкура охватила всю местность будущего Карфагена. Для этого она разрезала шкуру на тончайшие ремешки. Но ремешки Дидоны, очевидно, ничто в сравнении с  волосками   корня,   которые  значительно   тоньше   человеческого волоса».

 

Проходя в  относительно   небольшом  замкнутом   пространстве (до  четырех  квадратных метров) свой многокилометровый  путь, корень сосет, и точит, и гложет почву миллионами своих волос ков. Из разнородных веществ, встречаемых в пахотном слое, он тщательно отбирает и притягивает только тс, которые необходимы растению. И в этом избирательном «инстинкте», объясняемом, кстати, элементарными законами физики,— высшая мудрость Природы, подарившей растениям такой крепкий и надежный якорь жизни!

 

Листья на стебле льна — «расположены поочередно по винтовой линии, не оттопырены, но образуют острый угол со стеблем, узкие, ланцетной формы, трехнервные, гладкие». А современная наука располагает еще и такой характеристикой-уточнением: листья — «линейно-ланцетные, сидячие (без черешка), цельнокрайние, зеленые или сизые» — растут на стебле густо.

 

Этим можно было бы и ограничиться, предварительно узнав еще, что длина листьев 36—40, а ширина от 2 до 5 миллиметров.

 

Но вот что поразительно. «Ни один растительный орган не испытывал на себе человеческой несправедливости в такой степени, как лист. В течение веков, до конца прошлого столетия, человек упорно отказывался видеть в нем прямую пользу. Тогда как польза корня, как органа питания, цветка и семени, как органов размножения, была неоспоримо признана за ними с незапамятных времен, лист продолжал пользоваться легкомысленной славой пышного, но бесполезного наряда...»

 

И действительно, вспомним хотя бы басню И. А. Крылова «Листы и корни». Не лишены этакой скрытой насмешки слова корней, обращенные из-под земли к листьям: «Красуйтесь в добрый час! Да только помните ту разницу меж нас: что с новою весной лист новый народится; а если корень иссушится,— не станет де рева, ни вас».

Изучая в школе эту басню, мы, помню, усматривали в ней прежде всего обличение социального неравенства. Листья — это богатеи, аристократы, живущие за счет труда рабочих и крестьян — корней. С позиции непримиримой классовой борьбы мораль басни сомнений у нас не вызывала.  Но Климент Аркадьевич прочитал басню как ботаник и уличил дедушку Крылова в «совершенно ошибочном понимании естественного значения листа». Потому что «лист, так же, как и корень, необходим для питания растения; мало того, он-то именно и доставляет главную, в количественном и качественном отношении, пищу растения; можно сказать, что в жизни листа выражается самая сущность растительной жизни, что растение это — лист».

 

От первых наземных растений девонского леса, круглогодично сохраняющих однотонный и ничем невозмутимый зеленый цвет, листья служат своего рода посредниками между всей жизнью на земле и солнцем. Может быть, вы, уважаемые читатели, подмечали — и неоднократно,— что листья размещаются на стебле растения таким образом, чтобы не заслонять от солнца, не затенять друг друга. Присмотритесь ко льну: у него листья расположены действительно густо и винтообразно. И в этом — глубокий смысл. Ведь каждый листок должен увидеть, поймать и переварить энергию солнечного луча.

 

Это ли не чудо природы?! Состоящий всего лишь из пластинки и черешка (или даже без него, как у льна), лист представляет собой сложнейшую и единственную в своем роде естественную лабораторию. И в главном цехе ее — зеленом хлорофилловом зерне! — происходит процесс образования углеродистого органического вещества, необходимого не только самому растению, но и всему животному миру.

 

И вот он, апофеоз этой зеленой жизни: отдав все свои соки, весь запас солнечной силы растущему и вызревающему льну, его семенам — листья отмирают...                                                              

 

«Итак,— резюмирует К. А. Тимирязев,— листья Крылова совсем не похожи на настоящие листья: если сравнение с его бесполезными листьями может быть только позорно и оскорбительно, то сравнение с настоящими листьями — вполне лестно... Как листья, мы должны служить для наших корней источниками силы — силы знания, той силы, без которой порою беспомощно опускаются самые могучие руки. Как листья, мы должны служить для наших корней проводниками света — света науки, того света, без которого нередко погибают во мраке самые честные усилия... Такова мораль, которую мы можем извлечь из знакомства с листьями, не теми, которых создало воображение поэта, а настоящими, живыми листьями...»

 

Цветы — в основном голубые, но не исключены и фиолетовые, розовые, белые,— придают растущему в поле льну особенно нарядный вид. «Будто сияние от земли исходит, 

так красиво цветет... Прямо-таки святая земля!» — запомнились мне слова одного из смоленских льноводов. Но не просто для красоты цветет лен. «К ряду разочарований, — пишет К. А. Тимирязев, — которые естество знание принесло самолюбию человека с той минуты, когда оно доказало, что не солнце вращается вокруг него, а он — вокруг солнца, присоединяется еще новый удар: этот пестрый ковер цветов, блещущих всеми красками радуги, разливающих тончайшие ароматы, существует не для него, царя природы, а для каких-то мошек и букашек и прежде всего — для самого растения».

 

Цветы для нас — это своего рода барометр жизни растения, один из первых признаков его здоровья, способности плодоносить. В жизни растений, как и в жизни человека или животных, существует такое понятие, как возраст. Растение стареет. Но закон природы таков, что, умирая, оно, как и все живое, должно оставить после себя потомство. Растению необходимы органы размножения — яркие, броские цветы, мимо которых невозможно пролететь насекомым-опылителям.

 

Кстати, первые цветы, вероятно, не пахли и, скорей всего, были желтого, белого или такого же зеленого цвета, что и папоротники. Соперничать друг с другом яркостью красок или силой аромата они начали только тогда, когда Природа, бросив фантазировать с динозаврами, переключилась на размножение многочисленных насекомых, способных опылять цветы. А опыление — это не что иное, как брак растений. Тот брак, который на всех ступенях органической лестницы, от водоросли до человека, представляет в конечном итоге одно и то же явление:  «слияние двух существований, двух жизней, в ближайшем смысле — двух клеточек в одну». Надо еще уточнить: «женские цветки» имеют плодник, который со временем, после цветения, становится плодом с семенами; а у «мужских цветков» есть только тычинки, содержащие плодотворную пыль, пыльцу. После цветения они увядают...

 

Лён, как известно, растение однолетнее. Родившись весной, он умирает осенью. Значит, для поддержания вида он должен иметь орган размножения, чтобы оставлять после себя потомство. И он имеет для этого голубой цветок, в котором и происходит таинство жизни — рождаются семена. Климент Аркадьевич долгим пристальным взглядом заставляет нас рассматривать цветок льна, а в нем — чашечку, венчик, тычинки и плодник.

 

«Чашечка, венчик и тычинки (если посмотреть сверху, в разрезе.— В. С.) образуют три чередующихся кружка, посредине которых помещается плодник. Каждый кружок состоит из 5 членов, то есть чашелистиков, лепестков, тычинок. Плодник также... состоит из 5 сросшихся между собою частей... Чашелистики зеленые, с перепончатым мелко-реснитчатым краем, но без железок, величиной почти с будущий плод. Лепестки — сердцевидной формы, суженные при основании в маленький так называемый коготок, падучие, сохраняющиеся весьма недолго... За лепестками следует ряд тычинок, сросшихся расширенными кожистыми основаниями своих нитей в одну трубку. На вершинах нитей сидят пыльники, растрескивающиеся снаружи несколько косвенно. Ко времени цветения пыльники насажены на нити почти горизонтально, чем отличаются от пыльников других видов. Они содержат цветневую пыль, или цветень».

 

Говорят, что непосредственно к самому факту мы приобретаем доверие только тогда, когда понимаем его смысл. В поле, конечно, все гораздо проще, наглядней и понятней. Надо только присмотреться... Выйдешь в поле ранним утром, на восходе солнца на лен поглядеть — и увидишь незабываемую картину: один за одним распускаются голубые цветы и в небо на теплое солнце любуются. А над ними жаворонки поют и словно раскачиваются на солнечных лучах... Правда, недолговечна такая красота:  к 9—11 часам лепестки уже опадают. Но и за эти недолгие часы цветущие растения льна-долгунца успевают самоопылиться...

 

А вот как это происходит — без объяснений специалистов нам не понять. Впрочем, стоит ли заходить так далеко в дебри науки? Ясно лишь то, что крупинка пыльцы должна обязательно попасть на поверхность рыльца, которым оканчивается «макушка» плодника.  У льна эта задача несколько облегчается тем, что и тычинки, и плодники, как мы уже знаем, соединены в одном цветке.

 

...Одним словом, опадают одни лепестки, а с новым восходом солнца, точнее, в 5—6 часов утра начинают распускаться другие. У льна, можно сказать, порядок четкий. Каждый цветок цветет одно утро. Первым, словно по графику, распускается цветок, расположенный на самой верхушке растения, а потом уже наступает очередь и остальных цветков, тех, что на боковых веточках. И голубое сияние над полем продолжается в общей сложности дней десять. А в конце цветения прекращается и рост льна в высоту. Начинают созревать семена — и растение тратит много сил-соков, чтобы вырастить здоровым свое потомство. Пройдет еще месяц-другой, и в пору желтой, или полной, спелости льна можно уже взять в руки маленькую шаровидную коробочку — его плод, то есть разросшуюся завязь,— серовато-светло-коричневого цвета. Я как-то попробовал измерить линейкой несколько таких коробочек — и все они были у меня одного размера, что в длину, что в ширину, примерно семь миллиметров. Ученые-льноводы, видимо, измеряли коробочку с большей старательностью. Во всяком случае, хрестоматийные размеры ее — длина 6,1—8,3, а ширина 5,7—6,8 миллиметра — вошли во все справочники и учебники по растениеводству.

 

...Взяв коробочку в руки и слегка придавив ее, мы легко убедимся в том, что она пятигнездная, и в каждом гнезде по два семени лежат в полугнездах, разделенные неполной перегородкой. А всего в коробочке — 10 семян. Как они выглядят? Маленькие — в длину не более 4,8, а в ширину 2,8 миллиметра. Тысяча семян весит всего-навсего четыре — шесть граммов. Цветом они коричневые, причем самых различных оттенков. А на ощупь — какие-то глянцевитые, оттого, наверное, и весьма сыпучие. Помню, зачерпнул их щепотку — так они ручейками промеж пальцев протекли... Есть у семян и производственная характеристика: «в них содержится жира 35—40 процентов, белка — 23, безазотистых экстрактивных веществ — 22, клетчатки — 9, золы — 3 и воды — 8 процентов». Недаром же семя льна необходимо не только для жизнедеятельности этого растения, но и — помните? — с незапамятных времен оно вызывает насущный интерес у человека. Что можно получить из семян — мы узнаем в дальнейшем.

 

А теперь нам пора познакомиться с четвертым органом высших растений, который определяет их высоту, несет на себе листья и служит посредником в деятельном обмене между ними и корнем...

 

Стебель у льна считается прямо восходящим, одиноким. Это значит, ветвится он не сразу от земли, точнее, от корневой шейки, а поближе к верхушке. Ветвится, как утверждают ботаники, в зависимости от спирального расположения листьев, из углов которых и выходят, как правило, три ветви. А по форме стебель у льна — самый что ни на есть типичный! — цилиндрический, гладкий, на ощупь даже кажется, что он натерт воском.

 

Если измерить стебель от места прикрепления семядольных листочков до самой верхней коробочки соцветия — то это будет его общая длина. Но есть еще и так называемая техническая длина (расстояние от тех же семядольных листочков до разветвления) — именно этой длины стебель нас и интересует больше всего.

 

Но прежде чем сесть за микроскоп, позволю себе заметить, что сегодня уже каждый старшеклассник знает, из чего состоят все организмы — животные и растительные, одним словом, из чего состоит все живое. Конечно, из клеток! Знаем мы и о том, что если клетки очень удлинены, то их называют волокна. А дальше я боюсь ошибиться и потому снова раскрываю книгу К. А. Тимирязева: «Кроме клеточек и волокон, в растении встречаются еще третьего рода органы — сосуды. Сосуды — не что иное, как вертикальные ряды клеточек, у которых уничтожились поперечные, горизонтальные   стенки,   вследствие   чего   они   образуют   длинные сплошные трубки. Волокна и сосуды обыкновенно встречаются вместе, образуя то, что называют сосудисто-волокнистыми пучками, или просто пучками, в отличие от остальной ткани, называемой основною и состоящей из клеточек».

 

Это — для общего развития. Это те необходимые познания, без которых невозможно себе представить стебель в разрезе.

Цитирую дальше: «На поперечном разрезе льняного стебля сосудистые пучки располагаются очень правильно — кольцом. Часть стебля, лежащая в середине этого кольца, называется сердцевиной, часть же, лежащая снаружи,— корой... В каждом пучке, идя от сердцевины к коре, следует различать три части, или слоя: внутренний, или древесинный, средний слой, так называемый образовательный, или камбий, и наружный лубяной, или луб.

 

Образовательный слой получил это название потому, что, пока стебель растет, в нем образуются новые клеточки, и поэтому он всегда состоит из молодых, очень тонкостенных, сочных клеточек. Этот слой, следовательно, делит кольцеобразно весь стебель на две части. Внутри его лежат сердцевина и древесина, а снаружи — луб и кора. Так как образовательный слой состоит из очень нежной ткани, то древесина и луб при обработке льна легко отделяются друг от друга...

 

Луб и есть та часть льняного стебля, ради которой мы его возделываем. Луб состоит из очень длинных толстостенных (имеющих незначительную полость.— В. С.) волокон... Форма льняного волокна очень удлиненно веретенообразная, то есть наибольший поперечник лежит посредине длины, оба же конца вытянуты в тончайшие волоски. Толщина в поперечнике — от 1/125 до 1/233 линии (можно еще сказать: от 4 до 30 микрометров. — В. С), следовательно, длина превосходит ширину в 1000—2000 раз... Главные достоинства льняного волокна: его длина делает его годным для пряжи, утолщение стенок определяет его прочность, наконец, отсутствие древесинного вещества обусловливает его гибкость...»

 

Вот, оказывается, какое богатство таит в себе стебель льна-долгунца! Оказывается, он мировой рекордсмен — у него самое длинное лубяное растительное волокно! Сколько его в стебле? Хотя и очень трудно выделить одно волоконце — расположены они плотно, как  бы  склеены  между  собой  пектиновым  веществом, все-таки подсчитано: в волокнистом пучке может быть до 50 лубяных волокон. А в стебле 20—40 пучков. В довершение этих подсчетов надо сказать, что при высоких урожаях лен-долгунец дает до 80 процентов стеблей, а остальные проценты падают на   семена (10 - 15) и мякину... О стебле специалисты судят так: если его диаметр от 0,8 до 1,1 миллиметра, то лен тонкостебельный, из него получится   волокно   лучшего   качества;   от   1,2   до   1,5   миллиметра -  средний, а более полутора — толстостебельный...

 

Что ни говорите, а хороший лён должен иметь не только приятный вид, но и изящную осанку. И теперь мы знаем, для чего она ему.

 

*    *    *

ПРОДОЛЖЕНИЕ